И в самом деле, король, не медля ни минуты, назначил к продаже с аукциона и двор, и дом, и негров, и все имущество, но до аукциона всякий мог притти и купить что вздумается по вольной цене.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Скорый сбыт, да малые барыши. — Сборы в дорогу. — «Негодяй!» — Оригинальная болезнь.
Уже на другой день после похорон радость девушек немного омрачилась. В полдень прибыли работорговцы. Король продал им трех негров за хорошую цену, с условием, что деньги будут выплачены в трехдневный срок. Я думал, что и девушки и негры умрут от тоски. Сердце разрывалось, глядя на них, и на этот раз я бы выдал негодяев непременно, если бы не был уверен, что продажа эта будет сочтена недействительной и через неделю-другую негры возвратятся к своим прежним хозяйкам.
Эта продажа наделала много шума в городе и даже несколько повредила обманщикам. Но король продолжал орудовать как ни в чем не бывало, несмотря на увещания герцога, который чувствовал себя очень неловко.
На следующий день был назначен аукцион.
Рано утром король и герцог пришли ко мне на чердак и разбудили меня; по их физиономиям я сейчас же догадался, в чем дело.
— Третьего дня был ты в моей комнате? — спросил меня король.
— Не был, ваше величество (я всегда называл его так, когда не было никого постороннего).
— А вчера или этой ночью?
— Нет, ваше величество.
— Смотри, говори всю правду, не лгать теперь!
— Честное слово, ваше величество, я вам говорю сущую правду. В вашей комнате я не был, даже близко не подходил с тех пор, как Мэри-Джен повела вас туда, чтобы показать вам ее.
— А не видал ли ты, чтобы туда входил кто-нибудь другой? — спросил герцог.
— Нет, ваша светлость, не припомню.
— Подумай хорошенько!
— Ах, да! Я видел не раз, как туда входили негры.
— Когда именно?
— Последний раз они были в день похорон, утром. Я поздно встал, потому что проспал. Спускаясь с лестницы, я заметил, что они выходили из вашей комнаты.
— Дальше, дальше! Продолжай! Как они себя вели?
— Ничего они не делали особенного. Я заметил только, что они уходили на цыпочках. Вероятно, думал я про себя, они хотели убирать комнату вашего величества, но увидя, что вы еще почиваете, поспешили уйти, опасаясь вас разбудить.
— Чорт бы побрал этих негодяев! — закричал король.
Они растерянно смотрели друг на друга, почесывая затылки. Наконец герцог разразился хриплым хохотом.
— Удивительно превосходно негры сыграли свои роли! Как они умели притвориться, что с сожалением оставляют этот край! Я, по крайней мере, был в том убежден, да и все остальные поверили им. Пусть теперь утверждают, что негры плохие актеры. Да с такими актерами можно было бы нажить состояние! И будь у меня театр, я бы непременно взял этих негров в актеры. А мы-то, дураки, обменяли их на какой-то поганый вексель. Кстати, где этот вексель теперь?
— Как где? Разумеется, в банке.
— Ну, еще не все пропало, слава богу!
Я несмелым голосом спросил:
— Разве у вас что-нибудь пропало?
Король резко меня оборвал:
— Это тебя не касается! И смотри ты у меня, держи язык за зубами, а то тебе же первому худо будет.
Герцог снова расхохотался.
— Вот так продажа! Скорый сбыт, да малые барыши! Чудесная афера, нечего сказать!
Король огрызнулся:
— Я хотел сделать как можно лучше. Если же на этом предприятии мы не получим барыша, то я тут виноват столько же, сколько и ты, ничуть не больше.
— Нет, если бы ты послушался моего совета, то негры остались бы в доме, а мы удрали бы себе преспокойно.
Король опять возразил ему что-то, а потом набросился на меня, желая на ком-нибудь сорвать свой гнев: зачем я не сказал ему тогда сейчас же, что негры выходили из его кабинета? Всякий дурак понял бы, что тут дело нечисто. Наконец он стал ругать себя: и для чего он встал в тот день так рано? Ему следовало спокойно спать. Никогда он такой глупости больше не сделает! Громко ругаясь, они сошли вниз.
Между тем пришла пора вставать. Я спустился с лестницы и, проходя мимо комнаты девушек, увидел Мэри-Джен, которая сидела возле своего чемодана и укладывала вещи, приготовляясь к отъезду в Англию. С платьем на коленях, она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Мне стало ее ужасно жалко. Я вошел к ней в комнату и спросил:
— Мисс Мэри-Джен, отчего вы так грустны? Что с вами?
Она плакала о неграх. Так я и думал. Их продажа отравила ей все удовольствие путешествия в Англию. Она не может быть счастлива, зная, что мать-негритянка будет разлучена со своими детьми.
— Страшно подумать, — твердила она, — они никогда больше не увидятся!
— Нет, нет! Они увидятся! — крикнул я. — Не пройдет и двух недель, как они будут здесь. Это мне доподлинно известно!
— О, неужели это возможно, неужели?
Она обвила мою шею руками, прося повторить еще раз то, что я сказал.
Я увидел, что уже слишком много сболтнул и оказался припертым к стене. Я просил дать мне время подумать, а она сидела в ожидании, взволнованная, но тем не менее счастливая и успокоенная, как человек, у которого выдернули больной зуб. Я решил рассказать ей всю правду. Этим я ставил на карту все, и поэтому мне было как-то не по себе, как человеку с зажженной трубкой, которому велят сесть на пороховую бочку.
Я начал:
— Мисс Мэри-Джен, нет ли у вас знакомых за городом, где бы вы могли провести дня три-четыре?
— Да, у мистера Лотропа. Зачем ты это спрашиваешь?
— Все равно зачем! Но если я вам скажу, каким образом я узнал, что не позже двух недель негры возвратятся сюда, поедете вы к Лотропам и останетесь там три-четыре дня?
— Три-четыре дня! — воскликнула она. — Да хоть целый год, если это необходимо!
— Ну, вот и хорошо! — сказал я. — Мне только и нужно ваше слово.
Она улыбнулась и покраснела, а я продолжал:
— Если вы ничего не имеете против этого, я позволю себе запереть дверь.
Заперев дверь, я вернулся на место.
— Я только прошу вас, будьте спокойны. Я должен вам сказать всю правду, мисс Мэри-Джен! Приготовьтесь выслушать неприятную историю, но это необходимо, ничего не поделаешь. Дяди ваши совсем не дяди вам, это отчаянные мошенники, известные жулики. Ну вот… самое ужасное вы уже знаете, теперь мне будет легче рассказать…
Понятно, она была страшно поражена всем тем, что ей пришлось услышать от меня, но я уже не обращал на нее внимания и, пройдя опасное место, катился по наклонной плоскости. А у нее глаза разгорались от гнева все больше и больше. Зато уж я дал себе волю и рассказал ей положительно все, начиная с того момента, как мы захватили глупого парня, отправлявшегося на пароход, и до той минуты, когда она бросилась королю на шею и тот поцеловал ее раз шестнадцать-семнадцать.
Тогда она вскочила в гневе, лицо ее зарделось, как заходящее солнце, и она вскричала:
— Старый негодяй! Пойдем скорей, нельзя терять ни минуты, ни секунды… Я прикажу вымазать их дегтем и бросить в реку!
— Конечно, они этого заслуживают, и вы сделаете это, но подождите немного. Вы должны отправиться к мистеру Лотропу.
— Ах, да, да! Я не в силах была сдержаться, но теперь я буду слушаться тебя во всем. Ты ведь на меня не сердишься, не правда ли?
И с этими словами она положила мне на руку свою милую бархатистую ручку.
Я таял от восторга и думал: «Могу ли я сердиться на нее!».
— Теперь продолжай, — сказала она.
— Компания эта — ужасные мошенники. Но волей-неволей я должен еще некоторое время путешествовать с ними. Причины я вам лучше не скажу. Если вы поднимете сейчас тревогу и отдадите их в руки правосудия, меня, конечно, вырвут из их лап. Но есть еще одно лицо, вам незнакомое, оно попадет в большую беду. А нам необходимо его спасти, и потому мы не должны до поры до времени поднимать шум.
В эту же минуту мне пришла мысль освободить себя и Джима из рук этих бандитов, их засадить в тюрьму, а самим поскорее удрать. Но так как среди бела дня я не мог отправиться по реке, я должен был отложить осуществление своего плана до вечера.
— Мисс Мэри-Джен, я вам сейчас объясню, что нам нужно предпринять, и вам, может быть, не придется оставаться так долго у мистера Лотропа. Далеко он живет?
— Не больше часа езды.
— Вот это хорошо. Поезжайте туда сейчас, оставайтесь там спокойно до девяти или половины десятого, а затем возвращайтесь домой. Там можете сказать, что вспомнили о чем-то очень важном. Если вы будете здесь до одиннадцати часов, поставьте свечу на окно и ждите меня до одиннадцати. Если я не вернусь, не беспокойтесь: я, значит, далеко и в безопасности. Вы тогда поднимете тревогу, расскажите кому следует все, что узнали от меня, и добейтесь того, чтобы этих мошенников засадили в тюрьму.
— Хорошо, так я и сделаю!
— Если же случится, что я не успею спрятаться, а буду схвачен вместе с ними, вы объявите обо всем случившемся и, надеюсь, постараетесь выгородить меня.
